Никто, в общем-то, не знает совсем ничего... Кроме некоторых основополагающих ответов на основные вопросы (их обычно учат ещё в детстве, первый раз отправляясь гулять на улицу...): "Как тебя зовут?" "Сколько тебе лет?" "Где ты живешь?" и т.д., и т.п....

Есть, правда, на свете и парочка Вопросов поистене великих (не дураки были старшие рассы в известном кине): "Кто ты?", "Чего ты хочешь?" Ответ на них весьма облегчает определение координат в окружающем мире...

Это я все к чему?? А к тому, собственно, что не совсем понимаю - а зачем я эту хрень (дневник, т.е.) завожу. Но понимание, как говорится, приходит с опытом...

А пока - вот несколько самых лучших стихотворений, прочитанных мной за последнее время (спасибо, Эстэль) Честь быть их автором принадлежит некому Антрекоту http://sabrina00.narod.ru/Antrekot.html#6


* * * *

Темною ночью, когда мы спим,

в овраге, что под горой

- Я не могу сохранить Рим.-

волчий выводит вой.



Хрупкая крошка, каменный дым,

кашель сводит с ума.

- Я не могу сохранить Рим,

я только строю дома.



Тонкий пергамент, в окне над ним

луна желта и крива.

- Я не могу сохранить Рим,

я только пишу слова.



- Длинным законом, мечом прямым,

марш-броском через тьму

Я не могу сохранить Рим,

я только служу ему.



Славой в веках и словом в стихах,

тяжелым холодом плит

то, что давно рассыпалось в прах

две тысячи лет стоит.







РАВЕННА



На озерный берег выкатился прилив,

поднялись на свет из круто кипящей пены

белый мрамор стен, глухая зелень олив -

все что в мире этом носит имя Равенны.

Белый мрамор стен, глухая зелень олив,

а над ними рука господня лежит, незрима.

Подойди, коснись, запомни, покуда жив,

ибо это мудрость, мощь и величье Рима.

Но не все желают здесь доживать свой срок,

потому что камнем в окно, ледышкой за ворот

на семи холмах, на скрещенье древних дорог -

Вечный город, который город, который Город.

Воздух наших дней, ночей неусыпный страж,

старший брат, товарищ, мрамор единокровный -

нам читать Платона раньше, чем "Отче наш",

изучать историю мира по родословной.

Разве может святой отец отпустить грехи

тем, кто помнит, что прежде Бога царили боги?

А о том, как мы умеем писать стихи,

знают все притоны Аппиевой дороги.

А Равенна это пепельный крест во лбу

и с любой стены следит небесный хозяин.

А о том, как мы умеем играть в судьбу,

чем кончаем мы, спроси воронье окраин.

Расплескалась чаша, ангел взмахнул крылом,

но ведь должен кто-то встать за наши святыни -

за стихи Катулла, девочку за углом

и привычный слуху звук площадной латыни.

Мы стоим плотиной на побережье тьмы.

После нас - холодный дождь, пустота, забвенье.

Все, чего мы стоим, все, что получим мы,

это шанс погибнуть в Риме, а не в Равенне.

Там на севере - синий Рейн, и плывет над ним

то, что стало нынче жирным, тяжелым дымом.

После нас... но все же тот, кто захватит Рим,

за каких-нибудь триста лет тоже станет Римом.





И ещё...

* * * *



Господнего града не взыскивать нам никогда,

Афина Паллада, глаза из гренландского льда.



Вовеки нелживо могучее слово Твое,

и стало оливой вонзенное в землю копье.



Из хлама и сора, из тлена, по воле Твоей

возносится город - владыка умов и морей.



Под именем первым забыта, вернешься назад

премудрой Минервой, щитом италийских волчат.



Гонима тоскою, несешься порою ночной,

полярной совою над миром, который не Твой.



Сухим пересказом, крылом белоснежным коснись,

безжизненный разум, творящий безумную жизнь.



Мир в прошлое канет, во имя воды и огня,

Победа и Память, спаси и помилуй меня.







К ВОПРОСУ О ГУМИЛЕВЕ



451



А патриций империи сегодня вдребезги пьян.

Ему снится Дунай и горький речной туман,

Ему снится камень и дымные облака,

Неуютная, ускользающая строка.



Не добудишься – а кто сегодня не пьян?

И чего б нам не пить, мы успели под Орлеан.

Пересмешник запел, берега под луной темны.

Этот мир уцелел до следующей весны.



А весной – сухой перестук копыт и забот

И с любого холма уходит война в полет.

Там, где рвется основа, где гибель идет как сель,

Там где гаснет слово, патриций находит щель.



В промежутке, в цезуре, выравнивается строй,

Обрывается буря, откатывается прибой.

Против хода истории, против разлива – щит.

Мы – сейчас. Мы – живы. Время еще стоит.



Утром примется воздух глотать пересохшим ртом.

Ничего не запишет – потом не будет потом,

Ни на этих равнинах, ни в праздничных кущах, где,

Водомерка бежит по прозрачной вечной воде.



А покуда туман – лети, наслаждайся, пей,

А река давно за чертой паннонских степей.

Но она велика, ее слышно издалека.

Мы успеем, мы успеваем. Еще. Пока.